Когда-то был Париж, мансарда с голубятней. И каждый новый день был века необъятней,— Так нам жилось легко. Я помню влажный рот, раскинутые руки......

По такому белому снегу Белый ангел альфу-омегу Мог бы крыльями написать И лебяжью смертную негу...

Это теперь я в книжках читаю про Мартынов день и присущий ему обряд! Теперь я знаю: в католических странах это был день поминания епископа Мартина Турского, во времена Реформации перенесенный в честь дня рождения Мартина Лютера с 11-го на 10-е ноября... Но мне вспоминается просто сибирское морозное утро, и в это утро — для нас юлианского, а для них, лютеран, григорианского календаря,— может быть, не в городе, где скрипели мои ребяческие салазки, а где-нибудь в снежной мгле переселенческих деревень, и случались тогда нищебродства в снегах, бубенцы, и шутейные розги, и ритуальные маски и пляски, но в городе я ничего такого не видел, и нечего фантазировать зря! И никто не кутался в вывернутые тулупы или в какие-нибудь другие дорогие или недорогие меха, и со снежками не мешалась соломенная труха, и никто не восклицал: «Ха! Козлиную шкуру надень, как полагается в Мартынов день!» Нет! Но эстонцы, переселенцы с дальних западных побережий, ничего не вещая, а просто меня в этот день колбасой угощая медвежьей, говорили: «А вот и бисквит тебе свежий, вкусней, чем калач и пельмень!» И я говорил «спасибо», ибо не был невежей. Вот что могу я сказать про Мартынов день!...

Мелкий кустарник,— Сырая осина, Синие ветки В лесной полосе....

Рифм изобилие Осточертело мне. Ну, хорошо, я сделаю усилие И напишу я белые стихи!...

Мы рвем - и не найти концов. Не выдаст черт - не съест свинья. Мы - сыновья своих отцов, Но блудные мы сыновья....

По лунным снам, по неземным, По снам людей непогребенных Проходит странник. А за ним Спешит неведомый ребенок....

Мрачен был косоугольный зал. Зрители отсутствовали. Лампы Чахли, незаправленные. Кто-то, Изогнувшись и пляша у рампы,...