По замоскворецкой Галилее Шел он, как по выжженной земле — Мимо светлых окон «Бакалеи», Мимо темных окон ателье. Мимо, мимо — булочных, молочных, Потерявших веру в чудеса. И гудели в трубах водосточных Всех ночных печалей голоса, Всех тревог, сомнений, всех печалей — Старческие вздохи, детский плач. И осенний ветер за плечами Поднимал, как крылья, легкий плащ. Мелкий дождик падал с небосвода Светом фар внезапных озарен… Но уже он видел, как с Восхода, Через Юго-Западный район,

Мимо показательной аптеки, Мимо «Гастронома» на углу — Потекут к нему людские реки, Понесут признанте и хвалу! И не ветошь века, не обноски, Он им даст Начало всех Начал!.. И стоял слепой на перекрестке, Осторожно палочкой стучал. И не зная, что Пророку мнилось, Что кипело у него в груди, Он сказал негромко: — Сделай милость, Удружи, браток, переведи!.. Пролетали фары — снова, снова, А в груди Пророка все ясней Билось то несказанное слово В несказанной прелести своей! Много ль их на свете, этих истин, Что способны потрясти сердца?! И прошел Пророк по мертвым листьям, Не услышав голоса слепца. И сбылось — отныне и вовеки! — Свет зари прорезал ночи мглу, Потекли к нему людские реки, Понесли признанье и хвалу! Над вселенской суетней мышиной Засияли истины лучи!.. А слепого, сбитого машиной, Не сумели выходить врачи.