А начальник все спьяну о Сталине, Все хватает баранку рукой… А потом нас, конечно, доставили Санитары в приемный покой. Сняли брюки с меня и кожаночку, Все мое покидали в мешок И прислали Марусю-хожалочку, Чтоб дала мне живой порошок. А я твердил, что я здоров, А если ж печки-лавочки, То в этом лучшем их миров Мне все равно до лампочки, Мне все равно, мне все давно До лампочки! Вот лежу я на койке, как чайничек, Злая смерть надо мною кружит, А начальничек мой, а начальничек, —

Он в отдельной палате лежит! Ему нянечка шторку повесила, Создают персональный уют! Водят к гаду еврея-профессора, Передачи из дома дают. А там икра, а там вино, И сыр, и печки-лавочки! А мне — больничное говно, Хоть это и до лампочки! Хоть все равно мне все давно До лампочки! Я с обеда для сестрина мальчика Граммов сто отолью киселю: У меня ж ни кола, ни калачика — Я с начальством харчи не делю! Я возил его, падлу, на «Чаечке», И к Маргошке возил, и в Фили… Ой вы добрые люди, начальнички, Соль и слава родимой земли! Не то он зав, не то он зам, Не то он печки-лавочки! А что мне зам?! Я сам с усам, И мне чины до лампочки! Мне все чины — до ветчины, До лампочки! Надеваю я утром пижамочку, Выхожу покурить в туалет И встречаю Марусю-хожалочку: — Сколько зим, — говорю, — сколько лет! Доложи, — говорю, — обстановочку! А она отвечает не в такт: — Твой начальничек дал упаковочку — У него получился инфаркт! Во всех больничных корпусах И шум, и печки-лавочки… А я стою — темно в глазах, И как-то все до лампочки! И как-то вдруг мне все вокруг До лампочки… Да, конечно, гражданка — гражданочкой, Но когда воевали, братва, Мы ж с ним вместе под этой кожаночкой Ночевали не раз и не два. И тянули спиртягу из чайника, Под обстрел загорали в пути… Нет, ребята, такого начальника Мне, конечно, уже не найти! Не слезы это, а капель.. И все, и печки-лавочки! И мне теперь, мне все теперь Фактически до лампочки… Мне все теперь, мне все теперь До лампочки!