"Свободе слова, статься может, Грозит нежданная беда"... Что ж в этом слухе их тревожит? Что ропщут эти господа? Корят стеснительные меры? Дрожат за русскую печать? Движенье умственное вспять Страшит их, что ли?.. Лицемеры!.. Великодушный их порыв Есть ложь! Они, одной рукою Успешно жертву придушив, На помощь к ней зовут другою... Храни нас бог от мер крутых, От кар сурового закона, Чтобы под вечным страхом их Народа голос не затих, Как было то во время оно; Но есть великая препона Свободе слова - в нас самих!

Сперва восстанем силой дружной На тех отступников из нас, Которым любо или нужно, Чтоб русский ум опять угас. Начнем борьбу с преступным делом И не дозволим впредь никак, Чтобы свободной мысли враг, С осанкой важной, с нравом смелым, Со свитой сыщиков-писак И сочиняющих лакеев, Как власть имеющий,- возник Из нас газетный Аракчеев, Литературный временщик... Тому едва ли больше году (Ведь бесцензурная печать Уже нам мыслить и писать Дала, так думалось, свободу!), Когда б я, дерзкий, захотел Представить очерк даже слабый Народных язв и темных дел На суд сограждан,- о, тогда бы Какой я силой мог унять И клевету, и обвиненья? Чем опровергнуть подозренья? Какие меры мог принять, Чтобы писака современный В какой-нибудь статье презренной, Меня "изменником" назвав, Значенье правды не ослабил; Чтоб он моих священных прав Быть "русским" ловко не ограбил; Чтоб уськнуть он не смел толпу, Иль крикнуть голосом победным С сияньем доблести на лбу, При сочетаньи с блеском медным; Чтоб у него отнять предлог Для намекающей морали; Чтобы того, что уж жевали, Он пережевывать не мог; Чтоб он газетной этой жвачки Не изблевал передо мной Ни из-за денежной подачки, Ни хоть "из чести лишь одной" *; Чтоб он, как шарят по карманам, Не вздумал лазить в душу мне И, побывав на самом дне, Представить опись всем изъянам; Чтоб даже бы не рылся там Для похвалы, что всё, мол, чисто, Но в ней потом оставил сам Следы и запах публициста?.. Теперь как будто для ума Есть больше воли и простора,- Хоть наша речь еще не скоро Освободится от клейма Литературного террора... Несли мы рабски этот гнет; Привыкли к грубым мы ударам. Такое время не пройдет Для нашей нравственности даром... И если мы когда-нибудь Поднимем дружно чести знамя И вступим все на светлый путь, Который был заброшен нами; И если ждет нас впереди Родного слова возрожденье, И станут во главе движенья С душой высокою вожди,- Всё ж не порвать с прошедшим связи! Мы не вспомянем никогда Ни этой тьмы, ни этой грязи Без краски гнева и стыда!.. * "Из чести лишь одной я в доме сем служу". Так в одной рукописной поэме объясняет служанка позор своего общественного положения. (Примеч. автора.)