Сносились мужские ботинки, армейское вышло белье, но красное пламя косынки всегда освещало ее. Любила она, как отвагу, как средство от всех неудач, кусочек октябрьского флага - осеннего вихря кумач. В нем было бессмертное что-то: останется угол платка, как красный колпак санкюлота и черный венок моряка. Когда в тишину кабинетов ее увлекали дела - сама революция это по каменным лестницам шла. Такие на резких плакатах печатались в наши года прямые черты делегаток, молчащие лица труда. Лишь как-то обиженно жалась и таяла в области рта ослабшая смутная жалость, крестьянской избы доброта. Но этот родник ее кроткий был, точно в уступах скалы зажат небольшим подбородком и выпуклым блеском скулы...