Тебя сбирала девушка нагая По зарослям благоуханной Явы. Как ящерицу, дико обжигая, Ей кожу рыжей сделал луч кудрявый. Замучена полуденной работой, К любовнику, такому же нагому, Она бежала в лунное болото, К сплетенному из вешних прутьев дому. И там кричали, радуясь, как дети, Что труд прошел, а ночь еще продлится, Показывая на жемчужном свете Блестящие от долгой ласки лица. С утра голландец с ремешковой плеткой На пристани следил за упаковкой Клейменых ящиков — и кровью кроткой Окрашивал тугую плетку ловко.

Потом с валов могучих океана Корабль срезал бунтующую пену, Пока в каюте мягкой капитана Купцы высчитывали вес и цену. До пристани, закутанной в туманы, Томились, гордо засыпая, зерна. А там, на Яве, кровяные раны На девушке горели рыже-черной... Любуешься порою, как в фарфоре Кипит с отливом золотистым кофе, И вдруг — в мозгу встает желаний море, И кровь томит тоска по катастрофе: Сломать насилье! Снять с дикарской воли Бесстыдство злое купли и продажи! Плетей не надо для цветов магнолий! Не надо солнцу океана стражи! Отмстить за бешенство бичей ременных! Пусть хищники в туман уйдут кровавый! Да здравствует свобода угнетенных Во всех краях и на болотах Явы!