Он убирал наш бедный двор, Когда они пришли, И странен был их разговор, Как на краю земли, Как разговор у той черты, Где только «нет» и «да» — Они ему сказали:»Ты, А ну, иди сюда!» Они спросили:»Ты поляк?» И он сказал :»Поляк». Они спросили:»Как же так?» И он сказал:» Вот так». «Но ты ж, культяпый, хочешь жить, Зачем же , черт возьми, Ты в гетто нянчишься, как жид, С жидовскими детьми?! К чему, — сказали, — трам-там-там, К чему такая спесь?! Пойми, — сказали, — Польша там!» А он ответил:»Здесь! И здесь она и там она, Она везде одна — Моя несчастная страна, Прекрасная страна». И вновь спросили:»Ты поляк?» И он сказал:»Поляк». «Ну, что ж , — сказали,- Значит, так?» И он ответил:»Так». «Ну, что ж, — сказали, — Кончен бал!» Скомандовали:»Пли!» И прежде, чем он сам упал, Упали костыли, И прежде, чем пришли покой И сон, и тишина, Он помахать успел рукой Глядевшим из окна. …О, дай мне, Бог, конец такой, Всю боль испив до дна, В свой смертный миг махнуть рукой Глядящим из окна!