Повстречала девчонка бога, Бог пил мёртвую в монопольке, Ну, а много ль от бога прока В чертовне и в чаду попойки? Ах, как пилось к полночи! Как в башке гудело, Как цыгане, сволочи, Пели «Конавэлла»! «Ай да Конавэлла, гран-традела, Ай да йорысака палалховела!» А девчонка сидела с богом, К богу фасом, а к прочим боком, Ей домой бы бежать к папане, А она чокается шампанью. Ах, ёлочки-мочалочки, Сладко вина пьются — В серебряной чарочке На золотом блюдце!

Кому чару пить?! Кому здраву быть?! Королевичу Александровичу! С самоваров к чертям полуда, Чад летал над столами сотью, А в четвёртом часу, под утро, Бог последнюю кинул сотню… Бога, пьяного в дугу, Все теперь цукали, И цыгане — ни гугу, Разбрелись цыгане, И друзья, допив до дна, — Скатертью дорога! Лишь девчонка та одна Не бросала бога. А девчоночка эта с Охты, И глаза у ней цвета охры, Ждет маманя свою кровинку, А она с богом сидит в обнимку. И надменный половой Шваркал мокрой тряпкой, Бог с поникшей головой Горбил плечи зябко И просил у цыган хоть слова, Хоть немножечко, хоть чуть слышно, А в ответ ему — жбан рассола: Понимай, мол, что время вышло! Вместо водочки — вода, Вместо пива — пена!.. И девчоночка тогда Тоненько запела: «Ай да Конавэлла, гран-традела, Ай да йорысака палалховела…» Ах, как пела девчонка богу И про поле, и про дорогу, И про сумерки, и про зори, И про милых, ушедших в море… Ах, как пела девчонка богу! Ах, как пела девчонка Блоку! И не знала она, не знала, Что бессмертной в то утро стала — Этот тоненький голос в трактирном чаду Будет вечно звенеть в «Соловьином саду».