Ольге Еще недавно, ослепив глаза,— такая сила тяжкая дана ей,— вся черная, как оспа, ледяная, за крыши задевая, шла гроза; валила с ног дубы, коверкала ограды, ломилась в трубы, жгуча и груба, копытами, подкованными градом, топтала недозревшие хлеба; рвались из трещин молнии-дымки, и туча распадалась на куски... Внезапно кончилось, как началось. Лучи ударили, пробив насквозь ворочающиеся вороха — отряхивающиеся облака, Как шлепаются капли звонко!

И показалась из-под лопуха лукавая горошина зрачка и желтая лопаточка утенка. Дождем отполирована листва, на ней мильоны солнц сверкнули, обрадованно загудели ульи, и чутко уши подняла ботва. На ферме бабы ведрами стучат: тревожен краткий мык — печаль коровья. И плачет и смеется сад, исхлестанный грозою на здоровье. Какой пронизывающий ток желанья жить природа накопила! Чу! Задышало в кузнице горнило, пошел по наковальне молоток. Все движется, полно многоголосья, проселком трактор тащит в поле кладь, там головы склоненные колосьев под солнцем выпрямляются опять. А мы, измокшие, смеясь, с тобой идем зажатой меж хлебов тропой. Ты юбку подоткнула. Шаг размашист. Босые ноги в лепестках ромашек, в налипшей бестолочи травяной. Палит жаровня солнечная в небе, над горизонтом молнии зигзаг, и радуги необычайный гребень в твоих немного рыжих волосах. И, врезанная круглыми резцами, дорожная виляет колея, и жаворонок трепетно мерцает над радостным пространством бытия.