В округе бродит холод синий И жмется к дымному костру. И куст серебряной полыни Дрожит в кювете на ветру. В такие дни В полях покатых От влаги чернозем тяжел... И видно дали, Что когда-то Путями горькими прошел. А если вдруг махры закуришь, Затеплишь робкий огонек, То встанет рядом Ванька Кураш, Тщедушный "львiвский" паренек. Я презирал его, "бандеру". Я был воспитан - будь здоров!

Ругал я крест его и веру, Я с ним отменно был суров. Он был оборван и простужен. А впереди - нелегкий срок. И так ему был, видно, нужен Махорки жиденький глоток. Но я не дал ему махорки, Не дал жестоко, как врагу. Его упрек безмолвно-горький С тех пор забыть я не могу. И только лишь опустишь веки - И сразу видится вдали, Как два солдата С лесосеки Его убитого несли. Сосна тяжелая упала, Хлестнула кроной по росе. И Ваньки Кураша не стало, Как будто не было совсем. Жива ли мать его - не знаю... Наверно, в час, Когда роса, Один лишь я и вспоминаю Его усталые глаза... А осень бродит в чистом поле. Стерня упруга, как струна. И жизнь очищена от боли. И только Памятью Полна.