Теряю свою независимость, поступки мои, верней, видимость поступков моих и суждений уже ощущают уздечку, и что там софизмы нанизывать! Где прежде так резво бежалось, путь прежний мешает походке, как будто магнитная залежь притягивает подковки! Безволье какое-то, жалость... Куда б ни позвали — пожалуйста, как набережные кокотки. Какое-то разноголосье, лишившееся дирижера, в душе моей стонет и просит, как гости во время дожора. И галстук, завязанный фигой,

искусства не заменитель. Должны быть известными — книги, а сами вы незнамениты, чем мина скромнее и глуше, тем шире разряд динамита. Должны быть бессмертными — души, а сами вы смертно-телесны, телевизионные уши не так уже интересны. Должны быть бессмертными рукописи, а думать — кто купит?— бог упаси! Хочу низложенья просторного всех черт, что приписаны публикой. Монархия первопрестольная в душе уступает республике. Тоскую о милых устоях. Отказываюсь от затворничества для демократичных забот — жестяной лопатою дворничьей расчищу снежок до ворот. Есть высшая цель стихотворца — ледок на крылечке оббить, чтоб шли отогреться с морозца и исповеди испить.