Я дверь распахну, пойду на крыльцо, И молодость ветром овеет лицо. Я вижу ее среди беспорядка Идущих не в ногу маршевых рот. Упрямо бьет по бедру лопатка, До крови шею натерла скатка, Плечо натрудил ручной пулемет. Я помню, как спуск нажимал впервые, Как дикая кровь обожгла висок, Как пыль свивала кнуты огневые, Как люди, теплые и живые, Ложились трупами на песок. Я помню, как писарь наш осторожно Считал потери — число к числу. Как ливнем стали хлестали ножны, Как было нашим сердцам невозможно Привыкнуть к этому ремеслу. И как мы все-таки привыкали Стрелять, рубить и носить рубцы. И радость больше была едва ли, Когда нас впервой в разведку звали Всей ротой признанные храбрецы. Дыханье юности нашей знойно. Ей Ленин подал команду: «В ружье!» Она, как пруд, не гнила застойно. Вернись она вновь, позови беспокойно, Я тысячу раз повторю ее.