(Отрывок) Не раз, не два Ливония видала, Как, ратуя за веру христиан, Могучая рука твоя, Аран! Из вражьих рук победу вырывала; Не раз, не два тебя благословлял Приветный крик воинственного схода, Когда тобой хвалился воевода И смелого, как сына, обнимал. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но мнилося — любовь и наслажденье, А не войну и славу на войне Арановой пленительной весне Назначило уделом провиденье. Аран! твои ланиты и уста, Румяные, как пурпуры денницы, Твоих очей лазурь и быстрота,

Их милый взор, их длинные ресницы, Твой гибкий стан и черные власы — Как сладостно, и пламенно, и живо Мечталися в полночные часы Красавице надменной и стыдливой В стране, где ты как радость расцветал, Где Везер льет серебряные воды; В стране, где сын отчизны и свободы, Возвышенный Арминий побеждал. Как яркий луч божественного света, Как мощного воителя стрела, Как творческий и смелый дух поэта И горний лет победного орла — Дни юноши легки и быстротечны, Когда, пленен высоким и благим, Мечтательный, живой, простосердечный, Он весь дался надеждам золотым, И новый мир яснеет перед ним, Для подвигов прекрасных бесконечный! Так молодость Аранова текла: Уж полон чувств и бодрых упований, Он был готов десницею для брани, Готов душой на славные дела. Его мечта туда переносила, Где божий свет крестом преображен; Где Иордан, Голгофа и Кедрон, Где высоты Ермона и Кармила; Тем юноша, при ратных знаменах, Наместником Петра благословенных, Горел, алкал прославиться в боях Красою дел отважных и священных. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . На синеве безоблачного свода Светило дня прекрасное горит; Труба на сбор воителей манит; Надел броню их старец-воевода... Они стеклись — наточенный булат Звучит, блестит; геройские воззванья, Веселые текут из ряда в ряд; У всех одни надежды и желанья, Все бранными восторгами кипят! Закрыв лицо решеткою забральыой, На рукоять поникнув головой, Один Аран, безмолвный и печальный, Не веселел, не ликовал душой... Когда магистр, готовяся на битву, Сложив шелом пернатый и стальной, Произносил сердечную молитву Спасителю и деве пресвятой; Когда, подняв трепещущие длани И слезный взор к бессмертным небесам, Он призывал внимающим полкам Великую защиту бога брани; Когда клялся не холодеть в боях, Блюсти мечом апостолов державу И возвещать в языческих странах Всевышнего трисолнечную славу,— Что чувствовал ты, воин молодой, Вождя побед глазами озирая, То яркими, как пламень громовой, То мрачными, как туча громовая? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Простертые на бархате полян, В безмолвии окрестность наблюдая, Ливонцы ждут прихода христиан; Они без лат: меч, стрелы и чекан, Копье и щит — их сбруя боевая... Блеснула рать знакомая вдали; Трескучий зык сзывающего рога Их взволновал: столпились, потекли И началась кровавая тревога! Не облака ль сверкают и гремят, Не озеро ль Чудское расшумелось? Не облака сверкают и гремят, Не озеро Чудское расшумелось — Враги Христа с Винандовым полком Сшибаются . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Там общий бой: толпа толпу теснит, Пирует смерть, кровь брызжет, сталь звенит. Тот меч занес и, не свершив удара, Оцепенел, разрубленный мечом; Тот в ярости губительного жара Не слышит ран и рубится с врагом; Иной копье из тела вырывает И в судоргах влачится по земле; Тот навзничь пал — и язва на челе; Тот, жалостно стоная, издыхает, Подавленный израненным конем; Кто смерть зовет, кто битву проклинает: Обширный ад на поле боевом! Уж месяц встал блестящий и багряный Над зеркалом балтийской глубины; Уж потекли росистые туманы По берегам лазоревой Двины... . . . . . . . . . . . . . . . И тьма легла на поприще мечей. Бой перестал. Огни в долине стана; Воители на рыцарских щитах Несут в шатер полмертвого Арана; Он весь в крови; мерцание в очах, И широка запекшаяся рана.