1 Зачинается песня от древних затей, От веселых пиров и обедов, И от русых от кос, и от черных кудрей, И от тех ли от ласковых дедов, Что с потехой охотно мешали дела; От их времени песня теперь повела, От того ль старорусского краю, А чем кончится песня — не знаю. 2 У Владимира Солнышка праздник идет, Пированье идет, ликованье, С молодицами гридни ведут хоровод, Гуслей звон и кимвалов бряцанье; Молодицы что светлые звезды горят И под топот подошв и под песенный лад, Изгибаяся, ходят красиво, Молодцы выступают на диво.

3 Но Поток-богатырь всех других превзошел: Взглянет — искрами словно обмечет; Повернется направо — что сизый орел, Повернется налево — что кречет; Подвигается мерно и взад и вперед, То притопнет ногою, то шапкой махнет, То вдруг станет, тряхнувши кудрями, Пожимает на месте плечами. 4 И дивится Владимир на стройную стать, И дивится на светлое око: «Никому, — говорит, — на Руси не плясать Супротив молодого Потока!» Но уж поздно, встает со княгинею князь, На три стороны в пояс гостям поклонясь, Всем желает довольным остаться — Это значит: пора расставаться. 5 И с поклонами гости уходят домой, И Владимир княгиню уводит, Лишь один остается Поток молодой, Подбочася, по-прежнему ходит, То притопнет ногою, то шапкой махнет, Не заметил он, как отошел хоровод, Не слыхал он Владимира ласку, Продолжает по-прежнему пляску. 6 Вот уж месяц из-за лесу кажет рога, И туманом подернулись балки, Вот и в ступе поехала баба-яга, И в Днепре заплескались русалки; В Заднепровье послышался лешего вой, По конюшням дозором пошел домовой, На трубе ведьма пологом машет, А Поток себе пляшет да пляшет. 7 Сквозь царьградские окна в хоромную сень Смотрят светлые звезды, дивяся, Как по белым стенам богатырская тень Ходит взад и вперед, подбочася. Перед самой зарей утомился Поток, Под собой уже резвых не чувствует ног, На мостницы как сноп упадает, На полтысячи лет засыпает. 8 Много снов ему снится в полтысячи лет: Видит славные схватки и сечи, Красных девиц внимает радушный привет И с боярами судит на вече; Или видит Владимира вежливый двор, За ковшами веселый идет разговор, Иль на ловле со князем гуторит, Иль в совете настойчиво спорит. 9 Пробудился Поток на Москве на реке, Пред собой видит терем дубовый, Под узорным окном, в закутном цветнике, Распускается розан махровый. Полюбился Потоку красивый цветок, И понюхать его норовится Поток, Как в окне показалась царевна, На Потока накинулась гневно: 10 «Шеромыжник, болван, неученый холоп! Чтоб тебя в турий рог искривило! Поросенок, теленок, свинья, эфиоп, Чертов сын, неумытое рыло! Кабы только не этот мой девичий стыд, Что иного словца мне сказать не велит, Я тебя, прощелыгу, нахала, И не так бы еще обругала!» 11 Испугался Поток, не на шутку струхнул: «Поскорей унести бы мне ноги!» Вдруг гремят тулумбасы; идет караул, Гонит палками встречных с дороги; Едет царь на коне, в зипуне из парчи, А кругом с топорами идет палачи — Его милость сбираются тешить, Там кого-то рубить или вешать. 12 И во гневе за меч ухватиляс Поток: «Что за хан на Руси своеволит?» Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог, То отец наш казнить нас изволит!» И на улице, сколько там было толпы, — Воеводы, бояре, монахи, попы, Мужики, старики и старухи, — Все пред ним повалились на брюхи. 13 Удивляется притче Поток молодой: «Если князь он иль царь напоследок, Что ж метут они землю пред ним бородой? Мы честили князей, но не эдак! Да и полно, уж вправду ли я на Руси? От земного нас бога господь упаси! Нам Писанием велено строго Признавать лишь небесного Бога!» 14 И пытает у встречного он молодца: «Где здесь, дядя, сбирается вече?» Но на том от испугу не видно лица: «Чур меня, — говорит, — человече!» И пустился бежать от Потока бегом, У того ж голова заходила кругом, Он на землю как сноп упадает, Лет на триста еще засыпает. 15 Пробудился Поток на другой на реке, На какой? — не припомнит преданье; Погуляв себе взад и вперед в холодке, Входит он во просторное зданье; Видит: судьи сидят, и торжественно тут Над преступником гласный свершается суд. Несомненны и тяжки улики, Преступленья ж довольно велики: 16 Он отца отравил, пару теток убил, Взял подлогом чужое именье Да двух братьев и трех дочерей задушил, — Ожидают присяжных решенья. И присяжные входят с довольным лицом: «Хоть убил, — говорят, — не виновен ни в чем!» Тут платками им слева и справа Машут барышни с криками: браво! 17 И промолвил Поток: «Со присяжными суд Был обычен и нашему миру, Но когда бы такой подвернулся нам шут, В триста кун заплатил бы он виру!» А соседи, косясь на него, говорят: «Вишь, какой затесался сюда ретроград! Отсталой он, то видно по платью, Притеснять хочет меньшую братью!» 18 Но Поток из их слов ничего не поймет, И в другое он здание входит; Там какой-то аптекарь, не то патриот, Пред толпою ученье проводит: Что, мол, нету души, а одна только плоть И что если и впрямь существует господь, То он только есть вид кислорода, Вся же суть в безначалье народа. 19 И, увидея Потока, к нему свысока Патриот обратился сурово: «Говори, уважаешь ли ты мужика?» Но Поток вопрошает: «Какого?» «Мужика вообще, что смиреньем велик!» Но Поток говорит: «Есть мужик и мужик: Если он не пропьет урожаю, Я тогда мужика уважаю!» 20 «Феодал! — закричал на него патриот. — Знай, что только в народе спасенье!» Но Поток говорит: «Я ведь тоже народ, Так за что ж для меня исключенье?» Но к нему патриот: «Ты народ, да не тот! Править Русью призван только черный народ! То по старой системе всяк равен, А по нашей лишь он полноправен!» 21 Тут все подняли крик, словно дернул их бес, Угрожают Потоку бедою. Слышно: почва, гуманность, коммуна, прогресс И что кто-то заеден средою. Меж собой вперерыв, наподобье галчат, Все об общем каком-то о деле кричат, И Потока с язвительным тоном Называют остзейским бароном. 22 И подумал Поток: «Уж, господь борони, Не проснулся ли я слишком рано? Ведь вчера еще, лежа на брюхе, они Обожали московского хана, А сегодня велят мужика обожать. Мне сдается, такая потребность лежать То пред тем, то пред этим на брюхе, На вчерашнем основана духе!» 23 В третий входит он дом — и объял его страх: Видит, в длинной палате вонючей, Все острижены вкруг, в сюртуках и очках, Собралися красавицы кучей. Про какие-то женские споря права, Совершают они, засуча рукава, Пресловутое общее дело: Потрошат чье-то мертвое тело. 24 Ужаснулся Поток, от красавиц бежит, А они восклицают ехидно: «Ах, какой он пошляк! Ах, как он неразвит! Современности вовсе не видно!» Но Поток говорит, очутясь на дворе: «То ж бывало у нас и на Лысой горе, Только ведьмы хоть голы и босы, Но, по крайности, есть у них косы!» 25 И что видеть и слышать ему довелось: И тот суд, и о боге ученье, И в сиянье мужик, и девицы без кос — Всё приводит его к заключенью: «Много разных бывает на свете чудес! Я не знаю, что значит какой-то прогресс, Но до здравого русского веча Вам еще, государи, далече!» 26 И так сделалось гадко и тошно ему, Что он наземь как сноп упадает И под слово прогресс, как в чаду и дыму, Лет на двести еще засыпает. Пробужденья его мы теперь подождем, Что, проснувшись, увидит, о том и споем, А покудова он не проспится, Наудачу нам петь не годится.