Серые сумерки моросили свинцом, Ухали пушки глухо и тяжко. Прапорщик с позеленевшим лицом Вырвал из ножен ржавую шашку. Прапорщик хрипло крикнул: — За мной!..— И, спотыкаясь, вполоборота, Над загражденьями зыбкой стеной Выросла, воя, первая рота. Чтобы заткнуть этот воющий рот, С неба упали ливни шрапнели. Смертная оторопь мчала вперед Мокрые комья серых шинелей. Черные пропасти волчьих ям Жадно глотали парное мясо. Спереди, сзади и по краям Землю фонтанили взрывы фугасов. И у последнего рубежа, Наперерез цепям поределым, В нервной истерике дробно дрожа, Сто пулеметов вступили в дело. Взрывом по пояс в землю врыт, Посереди несвязного гама, Прапорщик тонко кричал навзрыд: — Мама!.. Меня убивают, мама... Мамочка-а-а...— И не успел досказать, И утонул в пулеметном визге. Огненный смерч относил назад Клочья расстрелянных в лоб дивизий.