Стени ты, дух, во мне! стени, изнемогая! Уж нет тебя, уж нет, Элиза дорогая! Во младости тебя из света рок унес. Тебя уж больше нет. О день горчайших слез! Твоею мысль моя мне смертью не грозила. О злая ведомость¹! Ты вдруг меня сразила. Твой рок судил тебе в цветущих днях умреть, А мой сказать "прости" и ввек тебя не зреть. Как я Московских стен, спеша к Неве, лишался, Я плакал о тебе, однако утешался, И жалость умерял я мысленно судьбой, Что я когда-нибудь увижуся с тобой. Не совершилось то, ты грудь мою расшибла. О сладкая моя надежда, ты погибла! Как мы прощалися, не думали тогда, Что зреть не будем мы друг друга никогда, Но жизнь твоя с моей надеждою промчалась. О мой несчастный век! Элиза, ты скончалась! Оставила ты всех, оставила меня, Любовь мою к себе в мученье пременя. Без утешения я рвуся и рыдаю; Но знать не будешь ты вовек, как я страдаю. Смертельно мысль моя тобой огорчена; Элиза, ты со мной навек разлучена. Когда к другой отсель ты жизни прелетаешь, Почто уже в моей ты мысли обитаешь И представляешься смятенному уму, К неизреченному мученью моему? Чувствительно в мое ты сердце положенна, И живо в памяти моей изображенна: Я слышу голос твой, и зрю твою я тень. О лютая напасть! презлополучный день! О слух! противный слух! известие ужасно! Пролгися²; ах, но то и подлинно и ясно! Крепись, моя душа! Стремися то снести! Элиза, навсегда, любезная, прости!