Ты мне сказал, небрежен и суров, что у тебя - отрадное явленье!- есть о любви четыреста стихов, а у меня два-три стихотворенья. Что свой талант (а у меня он был, и, судя по рецензиям, не мелкий) я чуть не весь, к несчастью, загубил на разные гражданские поделки. И выходило - мне резону нет из этих обличений делать тайну,- что ты - всепроникающий поэт, а я - лишь так, ремесленник случайный. Ну что ж, ты прав. В альбомах у девиц, средь милой дребедени и мороки, в сообществе интимнейших страниц мои навряд ли попадутся строки.

И вряд ли что, открыв красиво рот, когда замолкнут стопки и пластинки, мой грубый стих томительно споет плешивый гость притихшей вечеринке. Помилуй бог!- я вовсе не горжусь, а говорю не без душевной боли, что, видимо, не очень-то гожусь для этакой литературной роли. Я не могу писать по пустякам, как словно бы мальчишка желторотый,- иная есть нелегкая работа, иное назначение стихам. Меня к себе единственно влекли - я только к вам тянулся по наитью - великие и малые событья чужих земель и собственной земли. Не так-то много написал я строк, не все они удачны и заметны, радиостудий рядовой пророк, ремесленник журнальный и газетный. Мне в общей жизни, в общем, повезло, я знал ее и крупно и подробно. И рад тому, что это ремесло созданию истории подобно.