Невозможно не вклиниться в человеческий водоворот - у подъезда гостиницы тесно толпится народ. Не зеваки беспечные, что на всех перекрестках торчат,- дюжий парень из цеха кузнечного, комсомольская стайка девчат. Искушенный в политике и по части манер, в шляпе, видевшей видики, консультант-инженер. Тут же - словно игрушечка на кустарном лотке - боевая старушечка в темноватом платке.

И прямые, отменные, непреклонные, как на часах, молодые военные в малых - покамест - чинах. Как положено воинству, не скрываясь в тени, с непреложным достоинством держатся строго они. Под бесшумными кронами зеленеющих лип городских - ни трибун с микрофонами, ни знамен никаких. Догадались едва ли вы, отчего здесь народ: черный сын Сенегалии руки белые жмет. Он, как статуя полночи, черен, строен и юн. В нашу русскую елочку небогатый костюм. По сорочке подштопанной узнаем наугад: не буржуйчик (ах, чтобы им!), наш, трудящийся брат. Добродушие голоса, добродушный зрачок. Вместо русого волоса - черный курчавый пушок. И выходит, не знали мы - не поверить нельзя,- что и в той Сенегалии у России друзья. Не пример обольщения, не любовь напоказ, а простое общение человеческих рас. Светит солнце весеннее над омытой дождями Москвой, и у всех настроение - словно праздник какой.