Слишком трудно писать из такой оглушительной дали. Мать придет и увидит конвертов клочки: "Все ли есть у него, все ли зимнее дали?" - И, на счастье твое, позабудет очки. Да, скажи ей - все есть. Есть белье из оранжевой байки. Как в Москве - если болен - по вызову ездят врачи, Под шинель в холода есть у нас забайкальские майки - Меховые жилеты из монгольской каракульчи. Есть столовка в степи, иногда вдруг запляшет посуда, Когда близко бомбежка... Но подробности ей не нужны. Есть простудные ветры. Но московское слово "простуда" Ей всегда почему-то казалось страшнее войны. Впрочем, все хорошо, пусть посылки не собирает. Но тебе я скажу: в этой маминой мирной стране, Где приезжие вдруг от внезапных простуд умирают, Есть не все, что им надо, не все, что им снится во сне. Не хватает им малости: комнаты с темною шторой, Где сидеть бы сейчас, расстояния все истребя. Словом, им не хватает той самой, которой... Им - не знаю кого. Мне - тебя. Наше время еще занесут на скрижали. В толстых книгах напишут о людях тридцатых годов. Удивятся тому, как легко мы от жен уезжали, Как легко отвыкали от дыма родных городов. Всё опишут, как было... Вот только едва ли Они вспомнят, что мы, так легко обходясь без жены, День за днем, как мальчишки, нелепо ее ревновали, Ночь за ночью видали все те же тревожные сны.