Я видел смерть; она в молчанье села У мирного порогу моего; Я видел гроб; открылась дверь его; Душа, померкнув, охладела... Покину скоро я друзей, И жизни горестной моей Никто следов уж не приметит; Последний взор моих очей Луча бессмертия не встретит, И погасающий светильник юных дней Ничтожества спокойный мрак осветит. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Прости, печальный мир, где темная стезя Над бездной для меня лежала — Где вера тихая меня не утешала, Где я любил, где мне любить нельзя! Прости, светило дня, прости, небес завеса, Немая ночи мгла, денницы сладкий час, Знакомые холмы, ручья пустынный глас, Безмолвие таинственного леса, И все... прости в последний раз. А ты, которая была мне в мире богом, Предметом тайных слез и горестей залогом, Прости! минуло всё... Уж гаснет пламень мой, Схожу я в хладную могилу, И смерти сумрак роковой С мученьями любви покроет жизнь унылу. А вы, друзья, когда, лишенный сил, Едва дыша, в болезненном боренье, Скажу я вам: «О други! я любил!..» И тихий дух умрет в изнеможенье, Друзья мои,— тогда подите к ней; Скажите: взят он вечной тьмою... И, может быть, об участи моей Она вздохнет над урной гробовою.