И нет их, нет! промчались годы
Душевных бурь и мятежей,
И я далек от рубежей
Войны, разбоя и свободы...
И я, без грусти и тоски,
Покинул бранные станицы,
Где в вечной праздности девицы,
Где в вечном деле казаки;
Где молоканки очень строги
Для целомудренных невест;
Где днем и стража и разъезд,
А ночью шумные тревоги;
Где бородатый богатырь,
Всегда готовый на сраженье,
Меняет важно на чихирь
В горах отбитое именье;
Где беззаботливый старик
Всегда молчит благопристойно,
Лишь только б сварливый язык
Не возмущал семьи покойной;
Где день и ночь седая мать
Готова дочери стыдливой
Седьмую заповедь читать;
Где дочь внимает терпеливо
Совету древности болтливой,
И между тем в тринадцать лет,
В глазах святоши боязливой,
Полнее шьет себе бешмет;
. . . . . . . . . . . . . . .
Где безукорная жена
Глядит скосясь на изувера,[1]
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Где муж, от сабли и седла
Бежав, как тень, в покое кратком,
Под кровом мирного угла
Себе растит в забвеньи сладком
Красу оленьего чела;
Где всё живет одним развратом;[2]
Где за червонец можно быть
Жене — сестрой, а мужу братом;
Где можно резать и душить
Проезжих с солнечным закатом;
Где яд, кинжал, свинец и меч
Всегда сменяются пожаром,
И голова катится с плеч
Под неожиданным ударом;
Где, наконец, Кази-Мулла,
Свирепый воин исламизма,
В когтях полночного орла
Растерзан с гидрой фанатизма,
И пал коварный Бей-Булат,[3]
И кровью злобы и раздора
Запечатлел дела позора
Отважный русский ренегат...[4]
И всё утихло: стан проклятий,
Громов победных торжество —
И село мира божество
На трупах недругов и братий...
Таков сей край, от древних лет,
Свидетель казни Прометея,
Войны Лукулла и Помпея
И Тамерлановых побед.
[1] Изувер — почетное титло, которым величают иногда закоренелые старообрядки воинов.
[2] Частые необходимые сношения казаков с горцами служат невольною причиною беспорядков, происходящих иногда в станицах. Кому не известны хищные, неукротимые нравы чеченцев. Кто не знает, что миролюбивейшие меры, принимаемые русским правительством для смирения, буйства сих мятежников, никогда не имели полного успеха; закоренелые в правилах разбоя, они всегда одинаковы. Близкая неминуемая опасность успокаивает их на время, после опять то же вероломство, то же убийство в недрах своих благодетелей. Черты безнравственности, приведенные в сем отрывке, относятся, собственно, к этому жалкому народу.
[3] Бей-Булат — важное лицо в истории горских революций. [4] Ренегат Каплунов — беглый русский солдат, прославивший себя в горах разбоем и непримиримой ненавистью к соотечественникам.
1833 г.
[2] Частые необходимые сношения казаков с горцами служат невольною причиною беспорядков, происходящих иногда в станицах. Кому не известны хищные, неукротимые нравы чеченцев. Кто не знает, что миролюбивейшие меры, принимаемые русским правительством для смирения, буйства сих мятежников, никогда не имели полного успеха; закоренелые в правилах разбоя, они всегда одинаковы. Близкая неминуемая опасность успокаивает их на время, после опять то же вероломство, то же убийство в недрах своих благодетелей. Черты безнравственности, приведенные в сем отрывке, относятся, собственно, к этому жалкому народу.
[3] Бей-Булат — важное лицо в истории горских революций. [4] Ренегат Каплунов — беглый русский солдат, прославивший себя в горах разбоем и непримиримой ненавистью к соотечественникам.
А.И.Полежаев. Стихотворения и поэмы.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1957.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1957.
Другие стихи Александра Полежаева
Александр Полежаев