Я описал кузнечика, я описал пчелу, Я птиц изобразил в разрезах полагающихся, Но где мне силу взять, чтоб описать смолу Твоих волос, на голове располагающихся? Увы, не та во мне уж сила, Которая девиц, как смерть, косила' И я не тот. Я перестал безумствовать и пламенеть, И прежняя в меня не лезет снедь. Давно уж не ночуют утки В моем разрушенном желудке. И мне не дороги теперь любовные страданья — Меня влекут к себе основы мирозданья. Я стал задумываться над пшеном, Зубные порошки меня волнуют, Я увеличиваю бабочку увеличительным стеклом — Строенье бабочки меня интересует.

Везде преследуют меня — и в учреждении и на бульваре — Заветные мечты о скипидаре. Мечты о спичках, мысли о клопах, О разных маленьких предметах; Какие механизмы спрятаны в жуках, Какие силы действуют в конфетах. Я понял, что такое рожки, Зачем грибы в рассол погружены, Какой имеют смысл телеги, беговые дрожки И почему в глазах коровы отражаются окошки, Хотя они ей вовсе не нужны. Любовь пройдет. Обманет страсть. Но лишена обмана Волшебная структура таракана. О, тараканьи растопыренные ножки, которых шесть! Они о чем-то говорят, они по воздуху каракулями пишут, Их очертания полны значенья тайного... Да, в таракане что-то есть, Когда он лапкой двигает и усиком колышет. А где же дамочки, вы спросите, где милые подружки, Делившие со мною мой ночной досуг, Телосложением напоминавшие графинчики, кадушки,— Куда они девались вдруг? Иных уж нет. А те далече.¹ Сгорели все они, как свечи. А я горю иным огнем, другим желаньем — Ударничеством и соревнованьем! Зовут меня на новые великие дела Лесной травы разнообразные тела. В траве жуки проводят время в занимательной беседе. Спешит кузнечик на своем велосипеде. Запутавшись в строении цветка, Бежит по венчику ничтожная мурашка. Бежит, бежит... Я вижу резвость эту, и меня берет тоска, Мне тяжко! Я вспоминаю дни, когда я свежестью превосходил коня, И гложет тайный витамин меня И я молчу, сжимаю руки, Гляжу на травы не дыша... Но бьет тимпан²! И над служителем науки Восходит солнце не спеша.