Когда в цепи карет, готовых для движенья, Нашли вы место наконец, И приютились, как мудрец, Меж девственных старух избегнув искушенья, И взвизгнул роковой свисток, И в дальний путь вас пар увлек; Смущен, как человек пред диким приговором, За быстрым поездом следил я долгим взором, Пока он скрылся — и за ним, Помедлив, разлетелся дым; Пустынно две бразды железные лежали, И я пошел домой, исполненный печали... Так вы уехали!.. А длинный разговор Еще звучит в ушах, как дружелюбный спор, Но обоюдные запросы и сомненья Уныло на душе остались без решенья. Что эти сумерки — пророчат ли рассвет? Иль это вечер наш и ночь идет вослед? Что миру — жизнь иль смерть готова?

Возникнет ли живое слово? Немое множество откликнется ль на зов? Иль веру сохранит в ношение оков? Как это знать!.. Так сеятель усталый Над пашнею, окончив труд немалый, Безмолвствуя в раздумии стоит И на небо и на землю глядит: Прольется ль свежий дождь над почвой оживленной Или погибнет сев, засухою спаленный? Я знаю — с родины попутный ветр пошел, Заря проснулася над тишиною сел; Как древний Ной — корабль причалил к Арарату, И в море тихое мы пролагаем путь, Как мирный мост, как связь востоку и закату, И плавно хочет Русь все силы развернуть. Я знаю — с берега Британии туманной Живою жилою под морем нить прошла До мира нового... И вот союз желанный! И так и кажется, что расступилась мгла — И наши племена, с победной властью пара, Дорогу проведут вокруг земного шара. Оно торжественно! И воздух свежих сил Так дышит верою в громадность человека... А тут сомнение и веянье могил Невольно чуется при замиранье века. И вижу я иные племена — Тут — за морем... Их жажда — кровь, война, И, хвастая знаменами свободы, Хоть завтра же они скуют народы, Во имя равенства все станет под одно, Во имя братства всем они наложат цепи, Взамен лесов и нив — всё выжженные степи, И просвещение штыками решено — И будет управлять с разбойничьей отвагой, Нахальный генерал бессмысленною шпагой. Чем это кончится? Возьмет ли верх палач И рабства уровень по нас промчится вскачь, Иль мир поднимется из хаоса и муки При свете разума, при ясности науки? Как это знать? Над пашнею стою, Как сеятель, и голову мою Готов сложить без сожаленья; Но что же мой последний миг — Он будет ли тяжелый крик Иль мир спокойного прозренья?.. Вас проводя, так думал я, друг мой, В безмолвии, когда я шел домой,— Но обоюдные запросы и сомненья Уныло на душе остались без решенья.