Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный, Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять, Тобой отвергнутый, тобою вечно полный, Чтоб ты позволила у ног твоих рыдать? Напрасная мечта! Слыхала ль ты порою, Что в милой праздности не все, как ты, живут, Что где-то есть борьба и мысль, и честный труд И что пред ними ты — ничто с твоей красою? Смотри,— меня зовет огромный светлый мир: Есть у меня бессмертная природа И молодость, и гордая свобода, И Рафаэль, и Данте, и Шекспир! И думать ты могла, что я томиться буду Или у ног твоих беспомощно рыдать? Нет, стыдно пред тобой мне слезы расточать,— Забудь меня скорей, как я тебя забуду! О, неразумное, прелестное дитя, Ты гнева моего, поверь, не заслужила,— Но если б ты могла понять, какая сила Была у ног твоих, когда со мной, шутя, Играла ты в любовь и всё потом разбила,— Тогда лицо твое зарделось бы стыдом, И над поруганной любовью, над мечтами, Что ты разрушила своими же руками, Не я, а ты в отчаянье немом Рыдала бы теперь горючими слезами!