В этой призрачной Пальмире, В этом мареве полярном, О, пребудь с поэтом в мире, Ты, над взморьем светозарным Мне являвшаяся дивной Ариадной, с кубком рьяным, С флейтой буйно-заунывной Иль с узывчивым тимпаном,- Там, где в гроздьях, там, где в гимнах Рдеют Вакховы экстазы... В тусклый час, как в тучах дымных Тлеют мутные топазы, Закружись стихийной пляской С предзакатным листопадом И под сумеречной маской Пой, подобная менадам!

В желто-серой рысьей шкуре, Увенчавшись хвоей ельной, Вихревейной взвейся бурей, Взвейся вьюгой огнехмельной!.. Ты стоишь, на грудь склоняя Лик духовный, лик страдальный. Обрывая и роняя В тень и мглу рукой печальной Лепестки прощальной розы, И в туманные волокна, Как сквозь ангельские слезы, Просквозили розой окна - И потухли... Всё смесилось, Погасилось в волнах сизых... Вот - и ты преобразилась Медленно... В убогих ризах Мнишься ты в ночи Сивиллой... Что, седая, ты бормочешь? Ты грозишь ли мне могилой? Или миру смерть пророчишь? Приложила перст молчанья Ты к устам - и я, сквозь шепот, Слышу медного скаканья Заглушенный тяжкий топот... Замирая, кликом бледным Кличу я: "Мне страшно, дева, В этом мороке победном Медноскачущего Гнева..." А Сивилла: "Чу, как тупо Ударяет медь о плиты... То о трупы, трупы, трупы Спотыкаются копыта..."