I. Он раскрывает Он пришел сюда от Востока, Запыленным плащом одет, Опираясь на жезл пророка, А мне было тринадцать лет. Он, как весть о моей победе, Показал со скалистых круч Город, отлитый весь из меди На пожарище рдяных туч. Там — к железным дверям собора Шел Один — красив и высок. Его взгляд — торжество позора, А лицо — золотой цветок. На камнях, под его ногами, Разгорался огненный след, Поднимал он черное знамя...

А мне было тринадцать лет... II. Он улыбается Он долго говорил и вдруг умолк... Мерцали нам со стен сияньем бледным Инфант Веласкеса¹ тяжелый шелк И русый Тициан² с отливом медным. Во мраке тлел камин; огнем цвели Тисненых кож и чернь и позолота; Умолкшие слова в тиши росли, И ждал развернутый том Дон Кихота. Душа, убитая тоской отрав, Во власти рук его была, как скрипка, И увидала я, глаза подняв, Что на его губах зажглась улыбка. III. Он упрекает Волей Ведущих призвана в мир К делу великой страсти, Ты ли, царица, бросишь наш пир, Ты ль отойдешь от власти? Ты ли нарушишь стройный чертеж Миру сокрытых братий? Ты ли, царица, вновь не сольешь, Силой своих заклятий,— С мрачною кровью падших богов Светлую кровь героев? Ты ли, царица, жаждешь оков, Дух свой постом успокоив? Ты ли, святую тайну храня, Ключ золотой Востока, Ты ли, ребенок, бросишь меня? Ты ли сильней пророка? IV. Он насмехается Ваш золотисто-медный локон Ласкает черные меха. Вы — образ древнего греха В шелку дымящихся волокон. Ваш рот не скроет Вашу страсть Под едкой горечью сарказма, И сердце алчущего спазма Сильней, чем Вашей воли власть. Я в лабиринтах безысходных Сумел Ваш гордый дух пленить, Я знаю, где порвется нить, И как, отвергнув путь свободных, Смирив «святую» плоть постом, Вы — исступленная Химера — Падете в прах перед Христом,— Пред слабым братом Люцифера.³