На дачной скрипучей веранде Весь вечер царит оживленье. К глазастой художнице Ванде Случайно сползлись в воскресенье Провизор, курсистка, певица, Писатель, дантист и певица. "Хотите вина иль печенья?" Спросила писателя Ванда, Подумав в жестоком смущенье: "Налезла огромная банда! Пожалуй, на столько баранов Не хватит ножей и стаканов". Курсистка упорно жевала. Косясь на остатки от торта, Решила спокойно и вяло: "Буржуйка последнего сорта". Девица с азартом макаки Смотрела писателю в баки.

Писатель за дверью на полке Не видя своих сочинений, Подумал привычно и колко: "Отсталость!" и стал в отдаленьи, Засунувши гордые руки В триковые стильные брюки. Провизор, влюбленный и потный, Исследовал шею хозяйки, Мечтая в истоме дремотной: "Ей-богу! Совсем как из лайки... О, если б немножко потрогать!" И вилкою чистил свой ноготь. Певица пускала рулады Все реже, и реже, и реже. Потом, покраснев от досады, Замолкла: "Не просят! Невежи... Мещане без вкуса и чувства! Для них ли святое искусство?" Наелись. Спустились с веранды К измученной пыльной сирени. В глазах умирающей Ванды Любезность, тоска и презренье - "Свести их к пруду иль в беседку? Спустить ли с веревки Валетку?" Уселись под старой сосною. Писатель сказал: "Как в романе..." Девица вильнула спиною, Провизор порылся в кармане И чиркнул над кислой певичкой Бенгальскою красною спичкой.