Илье Эренбургу¹ 1 Забыли о свете вечерних окон, задули теплый рыжий очаг, как крысы, уходят глубоко-глубоко в недра земли и там молчат. А над землею голодный скрежет железных крыл, железных зубов и визг пилы: не смолкая, режет доски железные для гробов. Но всё слышнее, как плачут дети, ширится ночь, растут пустыри, и только вдали на востоке светит

узенькая полоска зари. И силуэтом на той полоске круглая, выгнутая земля, хата, и тоненькая березка, и меченосные стены Кремля. 2 Я не видала высоких крыш, черных от черных дождей. Но знаю по смертной тоске своей, как ты умирал, Париж. Железный лязг и немая тишь, и день похож на тюрьму. Я знаю, как ты сдавался, Париж, по бессилию моему. Тоску не избудешь, не заговоришь, но всё верней и верней я знаю по ненависти своей, как ты восстанешь, Париж! 3 Быть может, близко сроки эти: не рев сирен, не посвист бомб, а тишину услышат дети в бомбоубежище глухом. И ночью, тихо, вереницей из-под развалин выходя, они сперва подставят лица под струи щедрого дождя. И, точно в первый день творенья, горячим будет дождь ночной, и восклубятся испаренья над взрытою корой земной. И будет ветер, ветер, ветер, как дух, носиться над водой... ...Все перебиты. Только дети спаслись под выжженной землей. Они совсем не помнят года, не знают — кто они и где. Они, как птицы, ждут восхода и, греясь, плещутся в воде. А ночь тиха, тепло и сыро, поток несет гряду костей... Вот так настанет детство мира и царство мудрое детей. 4 Будет страшный миг будет тишина. Шепот, а не крик: «Кончилась война...» Темно-красных рек ропот в тишине. И ряды калек в розовой волне... 5 Его найдут в долине плодородной, где бурных трав прекрасно естество, и удивятся силе благородной и многослойной ржавчине его. Его осмотрят с трепетным вниманьем, поищут след — и не найдут следа, потом по смутным песням и преданьям определят: он создан для труда. И вот отмоют ржавчины узоры, бессмертной крови сгустки на броне, прицепят плуги, заведут моторы и двинут по цветущей целине. И древний танк, забыв о нашей ночи, победным ревом сотрясая твердь, потащит плуги, точно скот рабочий, по тем полям, где нес огонь и смерть. 6 Мечи острим и готовим латы затем, чтоб миру предстала Ты необоримой, разящей, крылатой, в сиянье Возмездия и Мечты. К тебе взывают сестры и жены, толпа обезумевших матерей, и дети, бродя в городах сожженных, взывают к тебе: «Скорей, скорей!» Они обугленные ручонки тянут к тебе во тьме, в ночи... Во имя счастливейшего ребенка латы готовим, острим мечи. Всё шире ползут кровавые пятна, в железном прахе земля, в пыли... Так будь же готова на подвиг ратный — освобожденье всея земли!