Мороз был — сорок! Город был как ночью. Из недр метро, как будто из вулканов, Людских дыханий вырывались клочья И исчезали, ввысь бесследно канув. И все ж на стужу было не похоже: Никто ничто не проклинал сквозь зубы, Ни у кого озноб не шел по коже, Сквозь снежный блеск, бушуя, плыли шубы. Куда? Конечно, в звонкое от зноя, Давно уже родившееся где-то Пшеничное, ржаное и льняное, Как белый хлопок, взрывчатое лето. Казалось, это видят даже дети: С серпом, силком и рыболовной сетью То лето, величайшее на свете, В цветы одето посреди столетья! То лето — как великая победа, И суховеи отошли в преданья, И пьют росу из тракторного следа Какие-то крылатые созданья. И неохота ни большим, ни малым Пренебрегать цветами полевыми, И зной дневной скреплен закатом алым С теплейшими ночами грозовыми. Ведь нет сильнее этого желанья, Мечта такая — сколько красоты в ней, Что зимние студеные дыханья Вернутся в мир в обличьи чистых ливней! Вот что хотелось увидать воочью. И было надо настоять на этом. Мороз был сорок. Город был как ночью, Как ночью перед ветреным рассветом.